Глава Çolakoğlu Metalurji – о ценах на сталь, мировом протекционизме и турецкой металлургии

Угур Далбелер один из ключевых менеджеров в турецкой стальной промышленности. Он возглавляет Çolakoğlu Metalurji, а также является членом правления турецкой Ассоциации экспортеров чугуна и стали и вице-президентом Ассоциации производителей чугуна и стали.

Выступление Далбелера на European Steel Conference в Милане не оставило безразличным никого, ведь он на цифрах доказал, что Турция должна была бы стать первой страной, применившей защитные меры против стального импорта, хоть и не делает этого.

Проблемы турецких сталелитейщиков во многом перекликаются с проблемами украинских, несмотря на то что они являются прямыми конкурентами на рынках. В кулуарах миланской конференции глава Çolakoğlu Metalurji рассказал, как японцы начали демпинговать на турецком рынке, что будет, когда все защитные меры будут сняты, и почему цены на сталь должны вырасти, а производство снизиться.

Угур, каков ваш прогноз относительно спроса на сталь на 2020 год?

– Нужно смотреть на каждый регион отдельно. Китай я сразу вывожу за скобки, так как это абсолютно неизвестная для меня территория. Информация о китайском стальном рынке очень сложная и противоречивая. Последние 3-4 года для китайских сталелитейщиков были не самыми радужными, но умные люди считают, что Китай не повторит своей ошибки 2014-2015 годов – не заполонит мир своей сталью. Поэтому предположим, что в Китае всё хорошо. Чего ожидать от остальных?

США – это закрытая территория. Сегодня они играют в какую-то собственную игру на своем поле. Что же касается других регионов, особенно Европы, то ситуация во ІІ полугодии 2019 года с точки зрения спроса развивалась хуже, чем мы ожидали. Не думаю, что спрос существенно вырастет, учитывая непростую ситуацию на мировом рынке. Однако полагаю, что производители предпримут необходимые меры для сбалансирования спроса и предложения.

То есть в 2020 году ситуация, по моим представлениям, улучшится или, как минимум, станет более устойчивой – несмотря на то, что спрос сильно не вырастет. Также я ожидаю, что снизятся объемы производства. Это уже происходит. Например, в Турции в 2019 году производство упало на 10%. И причина не только в протекционистских мерах, но и в сокращении внутреннего потребления. Германия снизила производство на 5%, Россия – аналогично.

Поэтому мой прогноз – будут дальнейшие сокращения объемов производства по всему миру, что в итоге приведет к какому-то приемлемому соотношению спроса и предложения, а также приемлемому уровню маржи для производителей. Нынешняя ситуация абсолютно неустойчива, особенно для европейских производителей.

Каковы ваши прогнозы относительно цен на сталь и железную руду в 2020 году?

– Цены, как и спрос, сегодня низкие. Причем спрос может снизиться еще больше. В то же время на рынке будет высокая денежная ликвидность. Цены на сырье в таких условиях растут. Эта динамика будет влиять и на стальные цены. Но, честно говоря, я никогда особо не переживал по поводу цен. Что меня действительно волнует, так это маржа. За 30 лет в этой отрасли я продавал сталь и по $150, и по $1500. Так что меня беспокоит не цена, а процент, который получает производитель.

Но ведь цены давят на маржу…

– Сегодня да, потому что цены на сырье высоки. Я по-прежнему считаю, что это обусловлено определенными причинами, но не думаю, что цена на железную руду упадет до уровня, который был несколько лет назад. Спрос на металлолом тоже останется высоким. Поэтому мой прогноз – цена на сталь должна вырасти, чтобы у производителей была адекватная маржа.

То есть вы ожидаете, что высокие цены на железную руду и лом в какой-то момент подстегнут цены на сталь?

– Я лишь говорю, что не ожидаю сильного снижения цен на лом и железную руду. Они могут немного опуститься, но не до $40-45 за тонну железную руды и $170 за тонну лома.

Считаете ли вы, что корреляция между ценами на лом и железную руду снова заработает?

– Между этими двумя позициями нет 100%-й корреляции, потому что лом, как известно, является основным сырьем для длинного проката, а железная руда – для плоского. Поэтому и динамика по этим двум продуктам отличается – разный масштаб компаний, разный уровень потребления в разных регионах. Кроме того, действует еще один фактор, который сильно усложняет игру – протекционизм. Сегодня мы уже не можем говорить о каких-то общих мировых тенденциях, общем уровне цен, потому что в каждом регионе наблюдается разная динамика, разные правила игры и разные игроки, что делает бизнес всё более сложным.

Например, цена на чугун сегодня превышает $300/т, что не совсем логично, ведь столько же стоят некоторые готовые стальные продукты. Страны СНГ продают свой чугун по $300/т и больше. Почему? Потому что в Китае на него высокий спрос из-за проблемы с выбросами.

Я могу привести много таких примеров. Мир с каждым годом становится сложнее.

Каковы ваши ожидания относительно турецкой металлургии в 2020 году?

– Не думаю, что в следующем году нам удастся сделать большой рывок вперед. Вряд ли мы достигнем уровней 2017-2018 годов. Пока что рано. Местное потребление слишком низкое, и после обвала 2018-го в стране всё еще достаточно высокий уровень инфляции. Соответственно, больших инвестиций в основной капитал ожидать не приходится. Строительство – основной сектор потребления стали – тоже снизится, а на внешних рынках торговать будет сложнее из-за усиливающегося протекционизма. Русские, украинцы, турки и китайцы играют на одном, сужающемся поле, где конкуренция становится все жестче. Даже японцы… Сегодня они не имеют возможности торговать со Штатами и испытывают всё больше трудностей в Европе, поэтому начали поставлять всю свою продукцию в Турцию, поскольку это более открытый рынок, чем Европа и США.

Так что турецкие сталелитейщики будут испытывать на внутреннем рынке усиливающееся давление со стороны импорта. 50% нашего потребления сегодня импортируется. В такой ситуации увеличивать производство сложно. Впрочем, я верю, что турецкие производители справятся со сложной ситуацией и адаптируются к новым условиям. Турецкая стальная отрасль находится в частных руках. Она гибкая, быстро принимает решения и имеет географическое преимущество, находясь прямо в центре мира, на одинаковом расстоянии от Востока и Запада. Например, сегодня турецкие сталелитейщики продают свою продукцию в Гонконг, Сингапур, Малайзию и на Филиппины.

Более того, уверен, что протекционистские меры не продлятся вечно. Рано или поздно турецкие производители получат доступ к рынкам. До этого у нас есть шанс изучить новые регионы, например, Африку.

Вы подталкиваете свое правительство к введению каких-то защитных мер для внутреннего рынка?

— Да, мы годами жалуемся на нечестную торговлю, но так ничего и не добились. Хотелось бы провести расследование относительно импорта, поступающего в Турцию по демпинговым ценам. Мы точно знаем, например, что европейские и японские производители в Турции сильно демпингуют. Сегодня Япония потребляет только две трети от того, что производит, остальное экспортирует. Причем им все равно, по какой цене продавать, потому что внутренняя цена настолько высока, что покрывает расходы на оставшиеся 30-35 млн т экспорта. Они выходят на рынок и продают по любой цене. Это мы сейчас наблюдаем с их стороны в Турции.

Можно ли ожидать, что турецкое правительство примет какие-то меры в ближайшем будущем?

– Нет-нет. Мы лишь просим наше правительство не молчать. И если против нас принимают меры, то мы должны когда-нибудь на это ответить.

Мой следующий вопрос касается протекционизма. Сегодня он очень влияет на сталелитейную промышленность. Что произойдет, если эти меры отменят?

– У меня есть опасения по этому поводу. Главная проблема в том, что популистские меры, не имеющие под собой никаких оснований, лишают нас возможности осуществлять долгосрочное планирование. Это будет влиять на сталелитейную промышленность сильнее, чем кажется.

Что вы думаете о избыточных мощностях в отрасли? Как лучше решить эту проблему?

– Прежде всего нужно решить, что называть избыточными мощностями. Китайцы, например, постоянно говорят о том, что они собираются ликвидировать избыточные мощности. В 2016 году они сказали, что у них 45 млн т избыточных мощностей. В 2017 году – еще 45 млн т, а в 2018-м – 30 млн т. В то же время они произвели в 2018 году намного больше, чем в 2017-м. Что они ликвидировали, я понятия не имею. Теперь они заявляют, что собираются запустить 97 млн т новых мощностей вместо тех, что были ликвидированы. Все это звучит странно, как по мне.

На чем нам реально нужно сосредоточиться, так это на том, как создаются новые мощности и какие под это даются льготы. Один из американских сталелитейщиков рассказал, что ведет переговоры с различными штатами о преимуществах, которые он получит после размещения своих мощностей в одном из них. То есть американцы правильно говорят, что у них нет государственной помощи или субсидий на федеральном уровне, но мы все знаем, что у них есть огромные выгоды, предоставляемые инвесторам на местном уровне: бесплатная земля, бесплатная электроэнергия, освобождение от налогов и т.д. На таких вещах мы должны сосредоточиться в первую очередь, с ними же и бороться. Если есть логика, если есть расчеты, доказывающие целесообразность твоего бизнеса, добро пожаловать в игру. Но если ты пользуешься какой-то помощью со стороны государства или местных властей, это значит, что ты с самого начала играешь не по правилам. С этим нужно бороться.

Последний вопрос в определенном смысле философский. Каковы, на ваш взгляд, наилучшие способы повышения эффективности в сталелитейной промышленности?

– Есть много способов. Но прежде чем размышлять об эффективности, я бы рекомендовал задуматься над нашими обязанностями. Сталь всё еще является самым большим изобретением с точки зрения материалов. Из нее строятся дома, делаются машины и т.д. Мы несем ответственность перед обществом, хотя люди слабо осознают, насколько важна наша отрасль. Они считают, что стальная отрасль грязна и опасна. Поэтому нашим главным приоритетом должно быть устранение всех рисков, связанных с безопасностью. Приоритет номер два – окружающая среда. Все говорят о «зеленой стали», «ответственной стали», но для достижения этой цели нужно действовать, а не только говорить.