shutterstock.com shutterstock.com

Металлурги Украины уже сегодня теряют 150 тыс. т производства стали в месяц

Около десяти лет мы жили в парадигме избыточных мощностей в металлургии. Назывались сотни миллионов тонн простаивающих мощностей, которые только и ждут, чтобы залить сталью все доступные рынки. Эта риторика была очень удобной для введения мер по ограничению импорта. Но все вышло как-то по-другому. По факту, в 2021 году мы увидели дефицит мощностей и космические цены.

В начале года был диалог о том, что это явление временное, вызванное остановкой ряда агрегатов. Но в первом квартале всё, что было остановлено во время эпидемии, запустилось, а цены только выросли. Напрашивается вывод, что мы имеем дело со структурным дефицитом мощностей, особенно в некоторых сегментах.

Так куда же девались избыточные мощности? Здесь комплекс причин. Во-первых, неправильное понимание картины в плане возможного предложения из-за не совсем корректного подсчета мощностей со стороны OECD. Во-вторых, ряд предприятий действительно закрылись после длинного периода слабого рынка сырьевых товаров. В-третьих, «зеленый» переход способствовал и будет способствовать закрытию или ограничению производства с устаревшими технологиями, как, например, итальянский завод Ilva с мощностями 11,5 млн т в год.

Поэтому сильный спрос на фоне беспрецедентных программ стимулирования экономики для более быстрого восстановления от последствий эпидемии COVID-19 привел к дефициту мощностей. Косвенно о росте спроса на сталь может свидетельствовать тот факт, что объем производства жидкой стали в мире за 8 месяцев 2021 года вырос на 6,6% по сравнению с соответствующим периодом 2019 года.

Аналогичная ситуация сложилась и в других секторах, что проявляется в превышении спроса над предложением и росте цен. Но наиболее масштабно и болезненно это проявилось в секторе энергетики и росте цен на газ. А причины те же.

Причины

Сейчас об этом не говорит только ленивый, поэтому в причины углубляться не буду. Они во многом общие с той ситуацией, что была год назад на рынке металлопродукции. Это, опять же, недооценка спроса, а глобальный спрос на электроэнергию в первом полугодии оказался на 5% выше, чем в полугодии 2019 года. Вместе с тем импорт LNG в Китай вырос на 23% к 2020 году по итогам 8 мес. этого года.

Высокие темпы «зеленого» энергетического перехода и ограничение угольной генерации привели к проблеме: «что делать, если ветер не дует». На примере энергетического кризиса мы также увидели возможные масштабы последствий, связанных с ускоренным развитием возобновляемой генерации. Все технологии декарбонизации основаны на переходе от ископаемых источников энергии к электроэнергии, которая должна производиться из возобновляемых источников. То есть потребность в электроэнергии существенно вырастет, как и зависимость экономики от нее. В переходный период роль балансирующих мощностей призвана взять на себя как раз газовая генерация. Но финансовые институты не горят желанием финансировать развитие нефтегазовой отрасли. Это уже следующая причина.

Недостаток инвестиций в газодобывающую отрасль в последние несколько лет и падение добычи в ЕС и США. Даже сегодня количество буровых установок в США в два раза меньше, чем в среднем в 2019 году, хотя спрос на продукты нефтегазовой отрасли значительно выше.

И еще нужно добавить проблему с недостаточными запасами газа в ЕС, объем которых из-за суровой зимы в апреле-мае оказался на 50% ниже обычного.

Всё это приправлено неопределенностью с условиями погоды зимой, что вносит фактор страха и паники. Год назад на стальном рынке наблюдалось то же самое.

Последствия

Насколько тяжелым бременем «энергетический кризис» станет для металлургии и для экономики в целом, естественно, зависит от того, на каком уровне зафиксируются цены и насколько длительным будет период высоких цен. Сейчас на этот вопрос нет ответа, так как на рынок во многом влияет фактор страха, связанный с непредсказуемостью погодных условий зимой, что вызывает высокую волатильность.

Непосредственно сами цены на газ будут оказывать на отрасль ограниченное воздействие, так как доля газа в расходах металлургов не так велика – на сегодня порядка 8%. Другое дело – если будут административные ограничения по потреблению газа, а без него производство пока не обходится. При этом газ опосредованно влияет на цену электроэнергии и угля. Суммарно это уже около 60% переменных расходов на производство проката.

Оптовая цена на электроэнергию в Украине отреагировала на рост цен газа сдержанно. Цена на РДН (рынок на сутки вперед) выросла на 15% в первую неделю октября по сравнению с ценой августа. В Украине отсутствует газовая генерация, в то время как в ЕС ее доля составляет 23%. Поэтому рост оптовых цен на электроэнергию в ЕС значительно выше – до четырех раз в Германии в октябре по сравнению с августом.

Европейское подразделение ArcelorMittal, занимающееся производством длинномерного проката, уже объявило об остановках электросталеплавильных агрегатов в часы пиковых нагрузок. В ЕС 80% мощностей по производству длинномерного проката именно электросталеплавильные, а в мире – 42%. Поэтому в данном сегменте мы видим рост цен. Например, турецкая арматура с конца сентября выросла в цене на 10%. В Турции доля газовой генерации составляет 34%, а доля электросталеплавильного производства – 70%. Теоретически это дает отечественным производителям определенные возможности, так как структура мощностей и в металлургии, и в энергетике у нас другая.

Вслед за дефицитом газа резко вырос спрос на энергетический уголь. Цены на энергетический уголь из Австралии с поставкой в ЕС выросли на 275% в октябре по сравнению с августом. Поэтому в ближайшей перспективе рост цен на электроэнергию в Украине еще проявится.

Вместе с ростом спроса на энергетические угли мы видим двукратный рост цен на уголь коксующийся. Добавились сложности с доступностью судов для их транспортировки. Кроме того, ряд марок угля для коксования используется и в энергетике. В результате снабжение заводов Украины коксующимся углем в сентябре снизилось на 15% по сравнению с августом. Из-за нехватки кокса отечественные заводы остановили на ремонт ряд доменных печей. Именно по этой причине мы недосчитались в сентябре 164 тыс. т чугуна и 156 тыс. т произведенной стали. Поэтому открывающиеся на рынке возможности имеют, с другой стороны, свои лимиты. Например, в сентябре Украина поставила в Турцию ноль тонн слябов, хотя до этого стабильно было около 100 тыс. т в месяц.

Более того, ситуация с поставками коксующегося угля и ценами на него может усугубиться, так как предложение излишне концентрировано. Австралия – это около 60% всего мирового экспорта коксующегося угля. Зимой в Австралии начинается «сезон дождей», и каждый год случаются стихийные бедствия, которые создают трудности в работе добывающих предприятий и транспорта и соответствующие сезонные всплески цен.

В интересную ситуацию попал Китай. Это главный потребитель коксующегося угля в мире. Но по политическим причинам Китай запретил импорт коксующегося угля из Австралии, закрывая свои потребности при помощи поставок из других стран, в первую очередь России и Монголии. Но теперь, в условиях дефицита угля, эти поставки могут оказаться под угрозой срыва. Давать задний ход и разрешать импорт австралийского угля Китай не намерен. Поэтому местные производители стали будут стремиться использовать любые возможности для закупок и тем самым оказывать давление на рынок.

Вполне вероятно усиление конкуренции за фрахт сухогрузов между энергетикой и металлургией. Недоступность судов и портовых мощностей может подорвать наш экспорт ЖРС в Китай. Также возможна ситуация обратная тому, что было в 2019 году – когда дефицит поставок ЖРС и резкий рост цен на него привели к давлению металлургов на производителей коксующегося угля, чтобы снизить закупочные цены на уголь и сохранить свою маржу. Теперь же металлурги будут давить на производителей ЖРС с целью сбить цены.

Кроме того, к концу года и в 2022 году ожидается повышение предложения руды из Бразилии. Есть еще Китай, который может при дефиците угля снижать производство чугуна и стали и тем самым снизить свою потребность в ЖРС. То есть снижение цен на руду в Китае вместе с высокой ценой фрахта и ростом фискального давления на отрасль может негативно отразиться на объемах поставок.

С одной стороны, весь мир сейчас в очень похожей ситуации. И проблемные факторы влияют на всех одинаково. Но те производители, которые обеспечены газом и углем, получат преимущества на таком рынке. И такие есть. Это российские заводы. После завершения периода экспортных пошлин можно ожидать роста экспорта из России. Прежде всего в Китай, где поставки угля заменят на полуфабрикаты, а также в Турцию.

Последнее и самое главное – это то, что высокие цены на энергоносители уже приводят к повышению инфляции и инфляционных ожиданий, могут подорвать экономический рост и спрос на сталь. На данный момент оценок влияния на ВВП нет. Поэтому существует также неопределенность относительно продолжения программ стимулирования, которые и создали благоприятную конъюнктуру на рынках стали. То есть ситуация на рынках металлопродукции из очень привлекательной может быстро измениться на обратную.